В статье обзорно представлен процесс, в ходе которого журнал «Славика» превратился из локального журнала Института Славистики Дебреценского Университета и его институтских предшественников, имеющего местное значение в издание национального, а потом и международного уровня. В историческом обзоре, охватывающем 60-летний период, освещаются изменения, которые произошли в профиле журнала в отношении первоначальных целей, отмечаются выдающиеся лидеры предыдущих редакционных комитетов, которые работали с перспективой на будущее, указываются некоторые трудные ситуации принятия решений, в которых был достигнут особый компромисс между принуждением и необходимостью – и оглядываясь из будущего назад, это решение оказалось разумным, способствующим развитию журнала. Статья завершается указанием преимуществ и новых целей при введении онлайн-публикаций.

Йожеф Горетить работает в Институте славистики Дебреценского университета с 1985 года, и является его директором с 2012 года. В течение этого времени он преподавал также на Кафедре компаративистики, где он вел курсы по западно-европейской и русской литературе XIX и XX веков, в первую очередь, по темам романической традиции и мифопоэтики. В 1996 году его назначили заведующим Кафедры компаративистики. В этот период, с 1992 до 1999 года он также преподавал на Филологическом факультете Университета Мишкольца. Наряду с преподаванием, выделяется особо плодотворная переводческая деятельность Йожефа Горетить. Он является посредником, переведшим на венгерский язык таких выдающихся современных русских авторов, как Наринэ Абгарян, Сергей Довлатов, Виктор Ерофеев, Виктор Пелевин, Людмила Петрушевская, Юрий Поляков, Григорий Ряжский, Марина Степнова, Александр Терехов или Людмила Улицкая. Кроме художественной прозы, он также занимается переводом литературоведческих и культурологических трудов, в том числе, перевел на венгерский язык монографию П.П. Апрышко по истории русской философии. Самые значительные научные труды Йожефа Горетить: Idézet paródia és mítosz Fjodor Szologub két regényében («Цитата, пародия и миф в двух романах Федора Сологуба») и Töredékesség és teljességigény. Huszadik századi orosz prózai művek értelmezése («Фрагментарность и потребность в полноте. Интерпретация русских прозаических произведений XX века»). В 2014 году он получил Медаль Пушкина от президента Российской Федерации; а в 2019 году был удостоен высокой государственной награды «Венгерский Золотой крест Заслуги».

Поэзию переводить на другие языки в принципе невозможно – это следует из самой сути поэзии. Но не заниматься переводом поэзии на другие языки в принципе невозможно – этого требует необходимость обмена культурными ценностями между разными национальными сообществами. Переводчику приходится искать компромисс между двумя этими взаимоисключающими положениями. Один из способов (если не единственный) достижения цели – отказ от требования буквальной точности ради создания эстетического эффекта в данной культурно-национальной среде.

Статья посвящена новому направлению гуманитарных исследований – гигиене культуры и ее лидеру - О.Сюч. Формирование международного научного коллектива сложный и длительный процесс. В процессе разработки теоретических и эмпирических основ, научных принципов гигиены культуры благодаря личностным качествам Ольги Сюч были выработаны научные и этические нормы коллектива ученых, специализирующихся в различных направлениях гуманитарного знания. Результаты исследований отражены в коллективных монографиях. В статье рассмотрены некоторые результаты научных исследований О.Сюч и ее роль в исследовательском проекте.

Среди сформировавшихся в поэзии XVIII века жанровых концепций любви (эротико-политический миф о любви монархов в эпиталамической оде; торжество плоти и физиологии в приапической оде; гедонизм в анакреонтической оде) особое место занимает концепция историософской оды. В одном из произведений этого жанра – «Царстве всеобщей любви» С. С. Боброва – предпринята попытка соединить Эрос и Историю. Идеи Боброва, поэта-масона, о происхождении любви восходят к мифам разного генезиса. Другой бобровской идеей была та, что любовь вносит в неживую природу свет и гармонию, а природа живая целиком и полностью подчинена закону любви – закону продолжения жизни. В целом любовь предстает в историософской оде Боброва как гармонизирующая космическая сила.

При использовании методов анализа, применяемых в фольклористике, в литературном произведении выявляются повествовательные модели и типы персонажей, сформированные в мифе, сказке и обряде. Разные литературные герои входят в одну архетипическую парадигму и обнаруживают одинаковые инвариантные функции, свойства и атрибуты. В связи с этим открываются исследования общих традиционных элементов структуры и поэтики литературных произведений и интерпретации отдельных литературных текстов с точки зрения взимодействия в них «готовых» и индивидуальных значений и правил построения.

В статье поднимается вопрос о природе «петербургского текста» в романе «Обыкновенная история», о его соотношении с общим корпусом «петербургского текста» русской литературы и об отдельных его смыслах в гончаровской прозе. Рассмотрены различные уровни «петербургского текста», связанные с выражением категории «внутреннего состояния» героя, а также культура и природа. Сделан вывод, что роман Гончарова не полностью вписывается в магистральное направление «петербургского текста» русской литературы, но перенимает основные принципы его построения, а также имеет большой потенциал семантических приращений отдельного петербургского словаря, который определяется по иронии и символизации Гончарова.

Незаконченная повесть «Штосс» получила недостаточно внимания литературоведов, несмотря на то, что она фактически считается последним прозаическим текстом, написанным М.Ю. Лермонтовым. Произведение во многом воспринималось как литературная шутка, которую молодой поэт представил своим друзьям в Санкт-Петербурге незадолго до своей трагической смерти, и, возможно, поэтому оно долго оставалось забытым. Целью настоящей статьи является нарратологический анализ явлений фрагментарности, отсутствия и неопределенности, а также исследование, основанное, в первую очередь, на взглядах и терминологии Жерара Женетта и Бориса Успенского, их возможной функции в данной повести Лермонтова.

Тургеневоведы часто употребляют слово «музыкальность» или «музыкальный код» при анализе художественной прозы писателя, поскольку Тургенев обращается к музыке в диалогах и при описании характеристики героев. Эта статья посвящена знаменитому музыкальному произведениюФ. Шуберта «Erlkönig», с которым читатель встречается в третьей главе романа «Рудин». В музыкальной сцене создается таинственная атмосфера гётевских баллад. В музыкальном произведении Шуберта тематизируются некоторые параллельные мотивы романа, такие как путешествия, мотив поиска пути и проблема «непередаваемости». Наша цель изучить, как эти мотивы проявляются в романе Тургенева. С одной стороны, в статье рассматриваетсяфункция музыкального экфрасисаи то, каким образом он может предвещать судьбу главного героя. Этот миметический музыкальный экфрасис позволяет интерпретировать роман с разных сторон. С другой стороны, этот интертекстуальный элемент можно воспринимать как «miseenabyme» (Л. Дэлленбах), что способствует более глубокомупониманию текста.

В центре внимания настоящей статьи находится поворотный момент в истории драмы, наблюдающийся между поэтикой драмы А. Н. Островского, создателя русского театра в современном его понимании, и А. П. Чехова, который через несколько десятилетий преобразовал понимание драматургии. По моей гипотезе, изучение созданной в 1881 г. пьесы Островского «Таланты и поклонники» и написанной в 1896 г. пьесы Чехова «Чайка» может выявить границу, разделяющую драматические формы двух эпох. В центре внимания анализа находится трансформация одного мотива, а именно, изображение образа молодой актрисы, драматизированных возможностей ее судьбы. Раскрывающиеся при разработке этого образа драматургические особенности предположительно обрисовывают расхождения в понимании и различия в поэтическом инструментарии у выдающихся представителей двух последовательных периодов истории драмы.        Итак, мы рассматриваем не наличие интертекста в узком смысле слова, а такую общность тем и мотивов, а также их наполнение новым смыслом, основанное на изменении их функций, которые создают связь между чеховским произведением и текстом Островского. Этот, понимаемый более широко подход к интертекстуальности, улавливаемый, главным образом, не через ссылки на уровне текста, а основанный, например, на тематических совпадениях может играть важную роль в анализе истории функций, в раскрытии особенностей восприятия и, как следствие, в утверждении исторической точки зрения.

Средства репрезентации категории обобщенности, свойственные языку в целом, находят отражение  в  повести А.П.Чехова «Три года» во всем их многообразии. Герои повести размышляют на общезначимые темы в контексте собственной жизни, с чем связаны особенности реализации в произведении категории обобщенности. При  функционировании языковых единиц в тексте повести   происходит  взаимодействие их частно-конкретных и  генерализующих значений, что обусловливает двуплановость  смыслового восприятия как в пределах одного высказывания, так и текста в целом. Использование генерализующих средств  в речи персонажей  обусловлено прагматически – стремлением   говорящих деперсонифицировать высказывание или  оказать воздействие на собеседника, придав личным  размышлениям значение всеобщности.

К одному типу случайной чеховской детали можно обратиться как к особенному когнитивному явлению изменений, возникающих при восприятии заднего и переднего планов внутри изображаемого восприятия героя. В статье мы предполагаем, что этот прием срабатывает, если в этих случаях лаконичность Чехова интерпретируется на фоне подробно разработанных описаний внутреннего мира отчуждающихся героев у Толстого. В первой части на примере «Войны и мира» случайная деталь рассматриваетсяв отношении разных признаков толстовского остранения и показывается их трансформация у Чехова. На примерах ранних рассказов Чехова «Гриша» и «Полинька» демонстрируется промежуточная степень трансформации. Во второй части мы обращаемся к рассказу «Дама с собачкой» и рассматриваем трансформацию толстовского приема через параллели с романами «Война и мир» и «Анна Каренина».Ситуация Гурова и героев Толстого (Наташи, князя Андрея, Левина)похожа в том, что в душе они сохраняют истинную любовь и попадают в повседневную общественную ситуацию, где для них с особой силой обнажаются автоматизмы повседневной жизни.

Репрезентируя  себя в своей поэме Война и мир в виде вымышленной  «абсолютной единицы» –  нового Вия – Маяковский демонстрирует   инфернальность нового типа,  по сравнению с гоголевской. Мысль Маяковского обратна толстовскому пацифизму и  идее «вечного мира» (роман Война и  мир).  В отличие  от Толстого  отказываясь  замечать   и признавать реальное  многообразие проявлений человека и человеческого начала, Маяковский редуцирует всех людей, их помыслы и заботы к своим личным представлениям.

Нынешнее интертекстуальное прочтение романа 1936 года «Слепец в Газе» Олдоса Хаксли (1894-1963), одного из основных моментов модернистских экспериментов английского писателя, исходит из общепринятого факта что художество Достоевского оказало глубокое влияние на творчество Хаксли. Однако, хотя параллельные отрывки романов «Контрапункт» (1928) и «Бесы» (1872) или текстов «О дивный новый мир» (1932) и «Братья Карамазовы» (1880) подробно обсуждаются в литературе, этого нельзя сказать о межтекстовых отношениях прозы Достоевского и романа «Слепец в Газе». Цель настоящего исследования – сравнить критику Достоевского именно в этом романе Хаксли с подтекстом его «Контрапункт», то есть романа, который, наряду с его эссе о Бодлера, опубликованным в 1929 году, легче всего толкуется как ожесточенное нападение на русского писателя. По моему мнению, хотя «Слепец в Газе» оказывается органичным продолжением этой более ранней полемики, примечательно изменение тона Хаксли: его критический подход здесь оказывается гораздо более сложным и даже уважительным по свидетельству параллельных отрывок с такими текстами Достоевского как «Записки из подполья» и «Преступление и наказание».

Статья рассматривает немецкое восприятие поэмы Александра Блока «Двенадцать» по выбранным критическим и литературоведческим трудам, опубликованнымславистами, поэтами и переводчиками за последние полвека. Подробно представляются анализы и интерпретации поэмы, а в качестве контекста упоминаются также другие послереволюционныепроизведенияи высказывания Блока.

В статье рассматривается мотив переправы с точки зрения его роли в сюжете романа И.С.Шмелева и с точки зрения мифопоэтических смыслов. Установлено, что в произведении «История любовная» символика мотива переправы связана не только с ситуацией перехода, но и с грехопадением, которое трактуется писателем как этап движения к прозрению. Мотив переправы организует два пространства повествования: реальное и ментальное. Реальное пространство делится на пространство чистоты и греха, переход из одного пространственного локуса в другой обозначает также переход в душе главного героя от чистоты к грехопадению и наоборот. Мотивы переправы и временной смерти сопрягаются с христианским мотивом преображения, позволяя И.С.Шмелеву показать духовные метания героя более наглядно – как переправу из жизни в смерть и последующее его возрождение, а также утвердить главное в своем творчестве – слияние «земного» и «небесного», предметного, материального мира и мира «незримого очами» божественного света.

В статье анализируются ценностные изменения в литературе и искусстве первой половины ХХ века через творческие стратегии двух близких людей - поэта Бориса Пастернака и его отца, художника Леонида Пастернака. Академик живописи, Леонид Пастернак обновил реалистические традиции,  находясь в  личном контакте со Львом Толстым при работе над иллюстрациями к роману "Воскресение". Пройдя путь от передвижничества к импрессионизму, он не принимал новейших течений - в отличие от сына, пережившего длительный период увлечения футуризмом и  влияния модернизма.  Эстетический конфликт с годами (и на расстоянии - Пастернак-отец с начала 20-х  находился в эмиграции) утратил остроту, Борис Пастернак в романе "Доктор Живаго" вернулся к поэтике классической русской  прозы. Но христианские ценности, на которых держится смысловая основа романа, остались бы чужды отцу, ушедшему из жизни как раз накануне начала работы над романом. Результатом стал сам роман со скрытыми  под текстом  влиянием  и полемикой  сына и отца, поэта и художника.

Статья посвящается анализу прямых и переносных форм«шага» с точки зрения порождения новых смыслов в связи с концептами«пути», «судьбы»и «счастья»в повести А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и в романе Имре Кертеса «Без судьбы». С целью выявления определенных сходств и различий этих текстообразующих компонентовв выдающихся произведениях лагерной прозы, необходимо обратиться к компаративным тропам и изучитьформы сочетания несовместимых предметов и образов. Это позволяет приблизитьсяи к авторской картине мира в обоих случаях.

В статье рассматривается структурная связь между гендерной моделью и художественным пространством на материале повести Богомила Райнова „Дороги в никуда” и ее экранизации – фильма Методи Андонова „Белая комната” (1968). Трансформации исходного текста прослеживаются в кинотексте сквозь несколько семантических оппозиций („мужское – женское”, „рациональное – эмоциональное”, „порядок – хаос”) и как результат влияния двух разных эстетических парадигм – „нуара” и экзистенциалистской „новой волны”. Данные трансформации интерпретируются в социокультурном контексте болгарской „оттепели” с ее поисками маргинальных, региональных, личностных альтернатив в рамках соцсистемы.

Само выражение «женская проза» в русском литературном дискурсе дискуссионно, поскольку многие писательницы отказываются себя к ней относить. Женщина-писатель обладает всеми правами писателя как такового, но при этом у нее есть дополнительное право на самоидентификацию в качестве представительницы «женской прозы». Женская проза требует двойного исследовательского зрения:  взгляд на нее как на неотъемлемую часть художественной прозы и выявления специфических особенностей произведений, созданных писателями-женщинами. В годы перестройки (вторая половина 1980- х годов) активизировалась женская активность в русской прозе, на авансцену литературной жизни вышли Л. Петрушевская и Т. Толстая. Важной вехой в осознании специфики женской прозы была в свое время серия «Женский почерк» в издательстве «Вагриус».  Характерная тенденция развития современной русской женской прозы - демократизация художественного мышления и языка, тяготение высокой прозы к массовости и доступности. В этом плане в статье рассматривается проза В. Токаревой, О. Славниковой, Д. Рубиной, М. Степновой, Н. Абгарян, Г. Яхиной и других.

В статье рассматривается характерный для трех романов («Казус Кукоцкого», «Зеленый Шатер» и «Лестница Якова») Л. Улицкой парный образ героев-ученых и их поэтическая функция. Этих героев характеризует особый тип синкретического мышления. В их рассуждениях и спорах актуализируется жанровый код «сократического диалога», каким его описывал М. Бахтин в связи с формированием полифонического романа. Эти парные образы носят определенные черты героев Сервантеса Дон Кихота и Санчо Панзы, и также донкихотства – традиционного свойства русской интеллигенции, имеющего многочисленные интерпретации в контексте русской литературы и культуры. В романах же Улицкой на фоне этой традиции переосмысляется роль русской интеллигенции XX века.

В статье рассматриваются метафоры и сравнения, включающие кулинарную лексику, функционирующие в современной русской прозе. Цель статьи – выявление новых тенденций в употреблении таких компаративных конструкций в современной прозе по сравнению с предшествующим периодом развития русской литературы. В работе очерчен круг основных тематических групп названий еды и напитков, используемых в прозаических текстах, и отмечены изменения в их составе и характере. Выявлены новые элементы в семантических классах опорных слов метафор и сравнений. Отмечается тенденция к дифференциации и конкретизации образов сравнения в рассматриваемых конструкциях, характерная для современной прозы, и определяются средства ее реализации (видовые наименования и уточняющие распространители). Рассматриваются новые предметы сравнения и образные параллели, используемые в современных прозаических текстах.

Игра с фигурой автора не является постмодернистской находкой. В качестве более ранних примеров можно привести трактат «Или-или» Канта, «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», или «Огненный ангел» Валерия Брюсова. Тем временем предисловие романа Попова доказывает, что в постмодернизме это игра переходит на новый уровень. Автор,  который в модернизме исчезает, отрекаясь от традиционных авторских обязанностей, в постмодернизме возвращается, чтобы заново занять свое старое место. Но делает он это уже не всерьез, а прячась за маской автора – замечает Мамгрен, введший термин «авторская маска» в научный дискурс. В нашем анализе мы определяем, что в романе Попова функция авторской маски заключается впародировании традиционных концепций авторства. С помощью фигуры Евгения Анатольевича роман высмеивает, с одной стороны биографический подход литературной критики (в соответствии с которым реальный автор играет решающую роль в понимании текста), а с другой – концепцию образа автора, введенную Виноградовым, и ее последующие варианты (согласно которым мысль произведения непостижима без раскрытия абстрактного автора).  Этим Попов подчеркивает, что к литературному произведению нельзя обращаться как к источнику неопровержимой истины.

Der Artikel zeigt, wie die Besonderheiten des Genres im Jewgeni Popows Kommentarroman „Die wahre Geschichte der grünen Musikanten“ es dem Autor ermöglichen, nicht nur seine eigenen,  20 Jahre zuvor geschriebenen Texte zu bewerten, sondern auch die gesamte Sowjetepoche zu charakterisieren. Der kommentierende Vortext spielt die Rolle eines typischen Textes der Sowjetepoche, der von den Umständen der Zeit beeinflusst geschrieben wurde: Er ist ein hervorragendes Beispiel für die Konservierung der sowjetischen Wirklichkeit, während der Kommentarstrom als eigenständiges künstlerisches Element im Werk funktioniert. Der Artikel unterteilt formell in mehrere Ebenen das komplexe und wechselwirkende System der Post-Text-Kommentare, die alle auf seine Weise einem einigen Zweck des Autors dienen: sein Verhältnis zur sowjetischen Nomenklatur auszudrücken, ein Leitmotiv, das Popows gesamtes Werk durchdringt.

В статье предпринимается попытка определения основных принципов композиционного построения романа Е. Водолазкина «Лавр» и их роли в создании в произведении атмосферы вневременности и неисторизма. Также исследуется возможное влияние на характер композиции древнерусской житийной иконы.

В конце XX века в оппозиции к постмодернистской литературе появился новый реализм как литературное направление. Представители нового реализма в своих манифестах и критических работах определяли себя как одно поколение с одинаковыми эстетическими и идеологическими принципами. Антология «Новая русская критика» под редакцией Романа Сенчина является яркой демонстрацией этой сообщности. В своей работе я рассматриваю процесс становления группового сознания новых реалистов и состав их культурной идентичности. Мной делается попытка ответить на вопрос, можем ли мы действительно говорить о расцвете и обновлении критического мышления, как утверждает Роман Сенчин в предисловии к сборнику.

Статья рассматривает воплощение Львом Толстым взаимодействий русской культуры с французской и немецкой культурами в ходе глобальных исторических событий. В обзор попадают Крымская война 1853-1856 г. и Отечественная война 1812 г. Анализируется употребление героями произведений Толстого иноязычных языковых вкраплений и авторская оценка этого. Исследуются наиболее важные для Толстого идеи и образы европейских культур, которые помогают выразить мировоззренческие позиции писателя.

Статья посвящена анализу формирующихся сегодня духовных ценностей и причин актуализации Новой этики. Катастрофичная динамичность приводит к ликвидации стабильных социальных страт и максимальной диффузности личностных границ. При этом трансформация коммуникативной системы выводит на авансцену культурной жизни крайне уязвимое виртуальное тело. Новая система коммуникаций, социальная атомизация, отсутствие понятных ориентиров в процессе социализации и самоидентификации – все это превращает концепт «граница» в базовый для Новой этики. Однако конструирование границ и механизмов самозащиты далеко не всегда приводит к ожидаемым положительным результатам.Мы приходим к выводу, что изначально неадекватная оценка агрессивности среды заставляет человека выстраивать максимально агрессивные механизмы защиты, превращая самого себя в источник токсичности, что в свою очередь делает среду еще более токсичной, чем она была изначально.

Корпусная лингвистика в России является сравнительно новой, но бурно развывающейся отраслью языкознания. Однако методология корпусных исследований или её результаты мало применяются в научных анализах. В настоящей статье рассматривается история возникновения корпусной лингвистики, и сложности её становления и распространения на русской почве. Представляются русскоязычные учебные материалы, которые создавались по этой тематике, фокусируясь на учебнике Шунейко.