Найти

Результаты поиска

• Гротеск и парадокс: женский и мужской нарративы в романах Виктора Ерофеева

  Тюнде Сабо

  Views:

  70

  В статье рассматривается повествовательная динамика двух романов Виктора Ерофеева. Женский дискурс «Русской красавицы» характеризуется вертикальной динамикой гротеска, а дискурс автобиографического повествователя «Хорошего Сталина» – динамикой парадокса, горизонтального движения между противоположными истинами. В обоих романах советский эстетический канон подрывается через динамику повествования, отрицающую возможность единственной истины.

• Соприкосновение рассказа А.П. Чехова «Хорошие люди» с идеологической позицией и поэтической установкой поздних рассказов Л.Н. Толстого

  Ильдико Регеци

  Views:

  90

  В своей работе Chekhov and His Prose («Чехов и его проза», первая публикация: 1965) Томас Г. Виннер считает, что темы некоторых рассказов 80-х годов Чехова, как, например, «Хорошие люди», задуманы в духе Л.Н. Толстого, в то время как написанный в том же году рассказ «Несчастье» (1886) уже открывает серию текстов в творчестве Чехова, которые можно прямо интерпретировать как «легкую пародию» на «Анну Каренину» (1873–1877). Наш вопрос состоит в том, есть ли на самом деле такая большая разница между упомянутыми двумя произведениями? Обнаруживается ли в них настолько резкое различие между восприятиями толстовских идей, которое внушает монография Виннера? Мы ищем ответы на поставленные вопросычерез интерпретацию рассказа «Хорошие люди» и проблемы доброты в освещении текста. В ходе анализа уделяется особое внимание изображению толстовских идей в произведении и поэтическим решениям автора, приближающим текст к поздним рассказам Толстого.

• К толкованию смыслa разъединения и объединения в поэме М. Ю. Лермонтова «Демон»

  Каталин Кроо

  Views:

  71

  В статье автор подходит к толкованию поэмы Лермонтова «Демон», ставя вопрос «судьбы» в тексте семантических противопоставленностей как дихотомического соотношения мотивов, на первый взгляд представляющих полярные полюсы в системе персонажей (Ангел или Тамара vs Демон), оценочных понятий (например, добро vs зло) и идеологических категорий (рай vs ад, земля vs потустронний мир). Поэтические формы снятия противопоставленностей изучаются путем ослабления семантической мотивировки дихотомических пар, возникновения монодуалистической антиномии и создания эквивалентностей и обратной симметрии с трансформацией референтности.Благодаря указанным стратегиям порождения смысла в лермонтовском тексте прослеживается сдвиг от аксиологической концептуализации мира к модели человеческого душевного переживания как экзистенциального опыта.

• Основы смыслового анализа социальных явлений в концепции С. Л. Франка

  14 p.

  Наталья Матвеева

  Views:

  388

  Рассматриваются теоретико-методологические принципы анализа общества в концепции С.Л. Франка. Делается вывод об актуальности его идей в рамках развития современной социологической теории. Дается характеристика понятия «объективная живая идея-сила», выступающего центральной категорией теоретической концепции Франка. Выявляются следующие концептуальные положения работ Франка: необходимость понимания глубинных духовных смыслов происходящих событий на основе выявления объективных идей, лежащих в их основе; нравственный характер идей общественной жизни, определяющий должное и недолжное в деятельности людей; воздействие социальной идеи на человеческую волю путем внутреннего принятия на самом глубоком уровне личности, сопровождающееся потребностью в ее реализации. Социальная жизнь в концепции Франка выступает в качестве исторически-конкретного комплекса идей, свободно принимаемых индивидами или отвергаемых ими, определяющих их чувства и поступки.

• Б. Спиноза, Н.В. Гоголь, Ж. Бодрийяр: К спорам о теоцентризме и антропоцентризме

  13 p.

  Сергей Шульц

  Views:

  232

  Интерес к проблеме человека, к устройству мира и к его основаниям сближают, при всем различии, Спинозу, Гоголя, Бодрийяра. В выстраиваемом ряду авторов выявляются три основные установки. Спиноза: всё сущее теоцентрично, надо стремиться к постижению Бога и Его «продолжений» (не порождений!) в виде мира и человека. Гоголь: комическо-романтический критицизм в отношении внутримировой иррациональности при устремлении автора к эсхатологической перспективе. Бодрийяр: погружение в пансоциальное в качестве единственно сущего, хотя имеющего (начиная с Ренессанса) пустую основу. Согласно Спинозе, человек, природа, мир, вообще всё в реальности – продолжение Бога. Не «творение»! – именно продолжение, практически составная часть Бога, некие «двойники», хотя те с меньшим количеством «блага». Выходит, что Бог не в состоянии отделить себя от того, что вокруг него, что во внешнем мире и всё, что не Он, считает собою. Гоголь же стремился к изображению человека как реально другого по отношению к Богу и при этом способного меняться (замысел «Мертвых душ»). Разве не «апокалипсис нашего времени» обрисовал Бодрийяр? Его неизменный марксистско-фрейдистский жаргон призван лишь обслуживать непосредственную интенцию реформирования социальной реальности. В бодрийяровской концепции заметен пост- и неоромантический скепсис в отношении природы человека и социума. Внемарксистское (и внефрейдистское) в Бодрийяре – его ставка на «обратимость», на «отдаривание» (в терминологии Мооса и его последователей) «дара», т.е. установка на «символический обмен» между коммуникантами во всех сферах существования. Тем самым Бодрийяр приходит к признанию связки «модерн/постмодерн» и к признанию преимущества модерна. Трансформация «мертвых душ» – путь, о реализация которого на иных основаниях думал также Гоголь и который противостоит самоуспокоенности спинозистских автоматов.